Великая сушь

Московский градоначальник Юрий Михайлович Батурин, закинув за спины потертый рюкзачок, тихонько-тихонько – что бы, не приведи Господь, не разбудить Елену Николаевну! - приоткрыл дверь своей резиденции и проворно сбежал вниз по мраморным ступенькам. Стояло ранее утро, в долине реки Медвянки еще клубился клочьями туман, а солнце бросало первые лучики света сквозь густые купы берез. Эх, хорошо! Юрий Михайлович мощно втянул воздух грудью, но тут же зашелся кашлем: черт побери этот проклятый смог!

То, что Юрий Михайлович принял за туман, в действительности было едким дымом; от воды несло не свежестью, но смрадной гарью торфяных болот, и эта вонь уже который день заставляла его корчиться в приступах коклюшного кашля. Но еще больше Батурина сводили с ума телевизионные новости, где ежечасно показывали окутанную ядовитым смогом обезлюдевшую красавицу-Москву, бегущих в панике горожан и редких прохожих в противогазах. Господи, думал он, за что Ты разгневался на нас, обрушив новые казни египетские?!





Несколько раз он порывался бросить все дела в поместье и поехать в столицу лично руководить борьбой с горящими торфяниками, и только личное вмешательство Елены Николаевны смогло удержать градоначальника в деревне. Просто встала в дверях, раскинула руки, как лебедушка, и объявила, что никуда она супруга не отпустит:

- Ну, скажи на милость, зачем ты там нужен?! Будешь только пожарных от работы отвлекать. Или приспичило перед телекамерами покрасоваться? Стыдное это дело, на человеческом горе славы искать... На пожарах, Юра, мужики крепкие нужны, а руководить ты и отсюда сможешь, тем более, что замы твои каждый час трезвонят с докладами. В конце концов, дай и им себя в деле проявить, не вечно же тебе за всех отдуваться…

Под напором рассудительной супруги Юрий Михайлович сдался, но потом долго не мог уснуть, терзая себя сомнениями – не привык он отсиживаться в стороне, не привык бездельничать, пока другие ведут борьбу со стихией… И в третьем часу ночи, измучившись от бессонницы, спустился он в горницу выпить молока с сочной кулебякой, что давеча испекла кухарка Дуняша. И тут вдруг, как гром среди ясного предзакатного неба, мозг его пронзила одна мысль, вернее, даже не мысль, а воспоминание…

С младых ногтей Юра Батурин был одержим наукой энтомологией. Ему нравились все эти луговые жуки, козявки и букашки, и даже пауки и рыжие тараканы вызывали у него чувство восторженного умиления, в школе он прочитал все книги о насекомых, которые только смог найти в библиотеке, и мечтал о карьере исследователя. Часто представлял себя в роли молодого Дарвина: вот он, бывалый путешественник с обветренным лицом, высаживается на необитаемом острове, открывает тысячи новых видов, а потом, вернувшись из дальних странствий, читает доклад в Академии наук, и убеленные сединами профессора аплодируют ему стоя…

После школы Юрик поступил на биологический, ездил в экспедиции, готовился в аспирантуру. Но потом судьба свела его с Еленой Николаевной, а тогда еще просто Аленушкой, нежной красавицей, спортсменкой и активисткой, которая и надоумила его, как использовать науку на карьерную пользу. Надо лишь, говорила она, научиться применять законы насекомого мира к человеческому общежитию. Разницы, по сути никакой - как убедился сам Батурин, люди точно так же делились на касты: большинство – это обычные муравьи-работяги, над которыми поставлены хищные солдаты, а заправляют всем пауки-кровососы, толстые жуки-навозники и хитроумные трутни. И надо лишь знать, как подходить к каждой касте, что бы тебя принимали за «своего».

Так Юрик стал делать карьеру по линии комсомольской касты, потом он перелетел с повышением в партийный улей, а когда подули перестроечные ветра, быстро перековался в демократические трутни. Неудивительно, что вскоре Батурин стал самым молодым в столичной мэрии руководителем коммунального хозяйства, а позже, в положенный срок, доверили ему и все городское хозяйство.

Новая должность потребовала неимоверного напряжения воли и нервов, и тогда Батурин и решил завести свою собственную пасеку. Просто так, для души. Но потом его пасека на берегах реки Медвянки совершенно неожиданно стала приносить и нешуточный доход – мед от Батурина продавался на всех ярмарках, нахваливали его и за рубежом, и даже журнал Forbes поместил Батурина в сотню успешных пасечников мира. Удивительно, но, даже разбогатев, Юрий Михайлович не стал изменять своим любимым пчелкам невзрачной среднерусской породы – он никогда не любил пускать пыль в глаза, чтобы выделиться на общем фоне. Это пусть нувориши и олигархи заводят себе быстрокрылых итальянок или модных американок, говорил он супруге Елене Николаевне, а мы с тобой, душечка, проживем и с нашими русским красавицами. Пусть у них и полоски тусклые, но зато наши, русские. И меня с полуслова понимают.

Действительно, между градоначальником и насекомыми установился какой-то телепатический контакт – они не кусали его, когда он работал с сотами без дымаря-окуривателя и защитной шляпы, а по вечерам пчелы сами прилетали к Батурину и усаживались ему на лысину; в эти минуты он уходил в луга, где мог час или два разговаривать со своим подопечными. А когда не заладились отношения с новой порослью из администрации президента, Юрий Михайлович и вовсе целиком отдался своему увлечению, стараясь как можно реже показываться в Москве, что бы не накалять обстановку и не возбуждать ненужных интриг. Собственно, ради своих пчелок он и ввязался во всю эту дикую историю…

Произошло же вот что: прошлой зимой после заседания Комитета по науке и инновациям его познакомили с неким академиком со странной фамилией – то ли Петик, то ли Педрик. Академик оказался пухлым субъектом странной внешности: длинные немытые волосы он зачесывал назад, на мясистом носу сверкали очки в золотой оправе, короткие пухлые пальцы были унизаны десятком золотых перстней, мокрый рот изгибался в подобии глумливой ухмылки. «Нигилист какой-то!» - презрительно оценил незнакомца Юрий Михайлович, но Педрик вдруг извлек из внутреннего кармана рекомендательные письма от вышестоящих партийных товарищей и даже от самого председателя Государственной думы. Так что, делать нечего, пришлось уж слушать. Тем более, что Педрик стал рассказывать от таких вещах, что Юрий Михайлович враз забыл обо всем на свете.

- Вот, это ГУЗДОН, - заявил Педрик и вручил Батурину потрепанный лист бумаги с изображением каких-то алгебраических формул и чертежом непонятной конструкции из стальных прутьев. – То есть, гипердиффузионный универсальный зональный дистанционный облучатель наноионный. То бишь, сокращенно ГУЗДОН.

- Какой облучатель? – заинтересованно переспросил Батурин, который и сам не был чужд изобретательству. К примеру, пару лет назад он даже оформил пару патентов на центрифуну-медогонку и энергосберегающий дымарь с подсветкой на диодах.

– Наноионный?! Зачем это?

- Ну, вот вы же облака над Москвой разгоняете? Серебро йодистое тратите, так? А мой ГУЗДОН сможет всего за пару часов создать над Москвой устойчивый антициклон и обеспечить ясную солнечную погоду. Вы о «люстре Чижевского» слышали? Нет? Короче, тут весь секрет в направленном ионизирующем излучении…

И тут академик понес совершенно невероятную околесицу из научных и околонаучных терминов. Батурин слушал же его речь как чарующую музыку: не понимая ни слова, он нутром ощущал всю красоту этой симфонии слияния разума и научного поиска. Вдруг сознание Юрия Михайловича зацепилось за три слова: «всегда будет солнце». В его мозгу будто что-то щелкнуло – еще два дня тому назад он жаловался душеньке Елене Николаевне, что опять московские дожди погубили клевер, донник и тимьян, смыв весь нектар с цветов. А раз нет нектара, то и мед не наберет нужной духовитости и золотисто-желтого оттенка…Эх, сказал он тогда, вот если бы погода в Москве была как в Крыму!..

- Стоп, - властным мановением руки прервал он Педрика. – Сколько, говоришь, солнечных дней в году будет?

- Двести пятьдесят. Можно триста.

Батурин задумался. Двести пятьдесят солнечных дней в году – это даже лучше, чем в Турции и в Эмиратах. Можно папайю с маракуйей выращивать, а какой мед получится – ух, пальчики оближешь! И цветочный, и фруктовый, и луговой. Можно будет и с новыми сортами экспериментировать! Да и народ внакладе тоже не останется. Это ж подумать страшно, какие доходы можно поднять на туризме…

- Сколько?

- Десять миллионов, - правильно понял вопрос Педрик. – Евро.

- Ха! – только и выдохнул градоначальник.

- Так там же стразосбросы иридиевые, - заныл Педрик.- А датчики суперпозиторной модуляции, а теленоидный пенетратор! Контакты золотые! А стохастический резонатор…

Словом, сторговались на пяти миллионах.

И уже через месяц специальной комиссии уже был представлен опытный образец облучателя, смонтированного в кузове «Газели», где стояли большие «камазовские» аккумуляторы, служившие источником питания. Рядом с водительским сиденьем был оборудован пульт, за которым важно восседал профессор Педрик, облаченный по такому случаю в белый халат. По сигналу оператора теленовостей он щелкнул рубильником резонатора, запустил модулятор и теленоид, а потом решительно взялся за ручку верньера и перевел указатель на большом табло облучателя в положение «Великая Сушь». Все затаили дыхание, и в наступившей тишине послышалось тихое ровное гудение - параллелепипед антенны начал медленно вращаться вокруг своей оси.

Прошло пятнадцать минут. Потом полчаса.

И ровным счетом ничего не случилось. Более того, пасмурное октябрьское небо налилось свинцом, и на членов приемной комиссии начал моросить противный мелкий дождь. Педрик беспомощно скакал вокруг своего аппарата, беспрестанно нажимая на какие-то кнопки.

- Секундочку! – кричал он зрителям. – Ничего не понимаю, но ведь в лаборатории все же прекрасно работало! Сейчас он нагреется, только потерпите еще секундочку!..

В рядах журналистов, приглашенных освещать уникальный эксперимент, раздались ехидные смешки. Назревал скандал.

- Так, академик, быстро сворачивай свой балаган! – рассвирепев, шипел Батурин. – И катись вон отсюда, крыса лабораторная! Меня, старика, выставил полным идиотом перед всем народом! А гуздон-то оставь, за него деньги бюджетные уплочены!
Дело, разумеется, было не в деньгах, а в принципе.

И только через десять месяцев, стоя жаркой ночью посреди горницы с кружкой топленого молока, Юрий Михайлович вдруг совершенно отчетливо осознал, что тогда они забыли выключить облучатель.

- Так, что же, получается, он до сих пор работает?! – с ужасом спросил он себя. – Выходит, с машиной было все в порядке?.. И этот генератор вызвал и жару, и засуху, и смог? Ох, спаси и помилуй, Царица Небесная!

В панике Батурин обзвонил всех помощников и приказал им найти этот гипер-облучатель, который был оставлен в гараже мэрии на Тверской. Но, увы, «Газели» с антенной там уже не оказалось. Не было ее и в другом гараже, и в третьем... За сутки подчиненные обыскали все объекты, где мог бы быть спрятан треклятый аппарат, но все было безрезультатно. «Газель» с прибором будто бы сквозь землю провалилась…

Конечно, умом-то Лужков понимал, что никуда «Газель» не проваливалась, а стоит себе на даче у кого-то из вороватых чиновников. Но кто же признается в краже? Как найти подлеца, а вместе с ним и смертельно опасный прибор, ежесекундно бомбардирующий ионами атмосферу Земли?

От переживаний Батурин даже почернел лицом. Не помогало и общение с пчелами, тем более, что и насекомым от жары и смрадной гари приходилось все хуже и хуже. Не помогали даже снеговые генераторы, которые по велению мэра установили на пасеке для охлаждения температуры.

- Тысячу раз прав тот, кто сказал, что благими намерениями выстлана дорога в ад, - казнил он сам себя. - Хотел хорошую погоду для Москвы сделать, но в действительности вверг город, а за ним и всю страну в настоящую преисподнюю, в геенну огненную... Ох, правы, сотни раз правы эти ребята экологи и «гринписовцы», которые не устают нам доказывать, что у человека нет права вмешиваться в природные процессы…

Уйти в отставку - конечно же, таков был первый порыв Батурина. Но как бы он смог смотреть в глаза простым москвичам, которых он так подвел? Пуля в лоб тоже была бы непростительной слабостью. Нет, Юрий Михайлович не мог пренебречь долгом градоначальника и просто так уйти, оставив после себя пылающую и разоренную страну. Нет, нужно было проявить твердость и до самого конца выполнить свой долг! Он был обязан лично обойти все медвежьи углы Подмосковья, все дачи и поместья, найти гиперизлучатель и уничтожить его, пока он не уничтожил человечество.

Пчелы укажут ему путь.

Он быстро собрал в рюкзачок самое необходимое. Взял бутылку молока, баночку меда, краюху свежего ржаного хлеба, помидор, полпалки сервелата, кусок кулебяки, заботливо завернутый в полотенце. Соль в спичечном коробке, спички. Носки. Любимую кепку. Много ли еще путнику надо?

Вышел на рассвете. Тихо ступая, Юрий Михайлович, миновал гостиную и лишь на мгновенье остановился у дверей супружеской спальни. Елена Николаевна, верный ангел, еще спала. Что ж, тряхнул головой Батурин, может быть, так оно и к лучшему. Наверняка Елена Николаевна стала бы его отговаривать или же, напротив, сама бы напросилась в попутчики.
Нет, он уйдет один. Юрий Михайлович проскользнул к выходу и быстро сбежал по мраморным ступенькам к самой калитке. Поправил рюкзачок и, не оглядываясь, зашагал по тропинке в глубину леса.

P.S. Все изложенное является художественным вымыслом, любые совпадения – случайны. 

P.S.S. И посмотрите видео: http://www.russia.ru/video/news_7074/